Утреннее шоссе - Страница 26

- Антон, прости меня, - всхлипывала Антонина. - Ради бога, прости.

- У-у-у… Отойди! Хуже будет, - проговорил Клямин.

- Куда уж хуже, Антон. Беда-то какая, - не унималась Антонина.

- Ладно. Поставим на ноги таратайку, там видно будет. - Клямин подержал на весу «дипломаты». - И не вякай! Лучше охраняй вот. Жизнью мне за них отвечаешь. Сядь на то бревно и ни шагу.

Клямин протянул оба портфеля Антонине. Подхватив их, словно ведра, Антонина отошла к бревну и села…

Зарывая изящные японские штиблеты в коричневую жижу, Клямин принялся со всех сторон осматривать машину. Сейчас важно поставить ее на колеса, пока электролиты и масло не вытекли. А там, кто знает, может, только корпус и покорежило. Дотянуть бы до какой-нибудь автобазы, где он с работягами общий язык найдет…

На шоссе уже толклись первые зрители. Вопросов пока не задавали - понимали, что не время.

- Что глазеть-то, поехали! - крикнул кто-то.

- Куда поехали? Такая скала посреди дороги, - отозвался другой.

Клямин насторожился. Закидывая по-журавлиному ноги, он вылез на асфальт и обомлел.

Поперек дороги, точно ленивый буйвол, лежала продолговатая гранитная глыба. Бурое тело ее отражало мягкий солнечный свет. Казалось, камень дышит. Угораздило его упасть точно в середине проезжей части! И в самом узком месте…

Клямин оглянулся. Загрузочная часть его автомобиля была вырвана вместе с частью задней стенки корпуса и валялась метрах в двадцати от места аварии.

- Что делать будем, шеф?! - крикнул тот же голос. - Ехать надо.

- И ехай себе! - вступила в разговор Антонина со своего бревна.

- У меня ж не ераплан, - возразил голос.

Раздался первый смешок…

Клямин бросил на Антонину свирепый взгляд. Даже его левый, добрый глаз стянулся в узкую щель. Антонина плотнее прижала к себе портфели и отвернулась…

Впрочем, Антон Клямин был везунчик. Повезло ему и на этот раз.

Рота капитана Худякова направлялась в областной Дворец культуры, где гастролирующий театр из города Кимры давал комедию В. Шекспира «Много шума из ничего».

Настроение у капитана было превосходное. Днем его рота на учениях показала лучшие результаты в полку, и командир не только поздравил при всех Худякова, но и сердечно обнял его. Ко всему тому жена капитана, Рая, учительница музыки, была сегодня именинница. Худяков вез ее вместе с ротой в театр. В платье зеленого цвета, Рая сидела рядом с капитаном в зеленом «газике» с белыми колесами, центр которых обозначали красные звездочки. Звездочки эти самолично нарисовал водитель «газика» сержант Коберидзе…

Так они и двигались походной колонной, состоявшей из четырех свирепых грузовиков и веселого «газика».

Неожиданно колонна уперлась в стоящий впереди автобус. Капитан Худяков удивился. Он проследил по карте весь маршрут: на этом участке не было железнодорожных переездов…

Единственное, что капитан себе позволил, - это взглянуть на часы и нахмуриться.

- Юра, - сказала жена, - мы можем опоздать.

- Точно! - бодро ответил капитан и чуть повысил голос: - Сержант! Узнайте, в чем дело!

- Есть! - ответил Коберидзе и вылез из машины.

Вернулся сержант в радостном возбуждении. Судя по всему, то, что он увидел на дороге, интересовало его гораздо сильнее, чем пьеса В. Шекспира.

- Разрешите доложить! - начал издалека сержант, растягивая удовольствие.

Капитан кивнул.

- Там на дороге валяется камень!

Красивая правая бровь капитана приподнялась дугой. Как-никак в его распоряжении была мощная техника. Машины жарко дышали двигателями суммарной мощностью в восемьсот лошадиных сил.

- Камень? - переспросил капитан.

- Так точно! Больше, чем на могиле моего дедушки в Поти.

- Мне не довелось быть на могиле вашего дедушки, сержант, - сказал капитан.

- Приезжайте! - сердечно пригласил его сержант. - Вместе с женой. Рады будем.

- Сержант! - строго одернул капитан.

Жена, учительница музыки, хотела улыбнуться, но посмотрела на часы. Ей показалось, что секундная стрелка бежит быстрее обычного. Капитан уловил этот взгляд и вылез из машины, чтобы лично разобраться в ситуации. Выдерживая почтительную дистанцию, за ним двинулся сержант Коберидзе. Правда, он был не прочь остаться наедине с женой капитана, перекинуться двумя-тремя изысканными любезностями. Но искушение еще раз взглянуть на камень было выше его врожденной галантности…

Капитан Худяков был человеком несколько самоуверенным. Он готовил себя к сложнейшим боевым действиям, но что странно - попадая в среду людей штатских, терялся, ибо по натуре был застенчив…

- Разрешите, - негромко сказал капитан, глядя в затылок какого-то дядечки в телогрейке.

Дядя в телогрейке, вероятно, давно никому ничего не разрешал. Он продолжал стоять столбом. Может быть, он был глухонемым? Рядом стояли такие же глухонемые…

Горячее сердце сержанта Коберидзе не могло стерпеть пренебрежения к своему родному капитану. Коберидзе шагнул вперед, взял за локоть дядьку в телогрейке и сказал нежным голосом:

- Генацвале! Тебе мой капитан сказал: «Разрешите». Почему не разрешаешь? Ты что, купил это место? - И железным плечом сержант потеснил молчуна.

Картина, открывшаяся капитану, была безрадостной.

Несколько активистов копошились возле гигантского камня, словно муравьи у спичечного коробка. В стороне лежал перевернутый автомобиль. Мужчина в разодранной рубашке и перепачканных штанах бегал от камня к автомобилю, то и дело обращая белые от гнева глаза в сторону бревна, на котором, пригорюнившись, сидела простоволосая женщина в опавшем на плечи пуховом платке. Женщина держала на коленях два объемистых портфеля-«дипломата».