Утреннее шоссе - Страница 52

Макеев растерянно взглянул на него, перевел мышиные глазки на плешивого, шмыгнул перебитым носом.

- Пятьсот пятьдесят рублей! - прохрипел плешивый. - Не можешь запомнить, сифилитик?

- Пятьсот пятьдесят, - кивнул Макеев и проворчал: - То говолили семьсот, то тысяцу. Запутали меня.

- Небось свой гонорар запомнил, - проговорил Гусаров и шагнул к двери. Он распахнул ее ударом ладони и широким жестом предложил убираться вон. И не мешкать - нет времени.

Макеев застегнул облезлыми пальцами пуговицы пиджака. Плешивый вытащил бумажник, пошуровал в нем, вздохнул:

- Кто разменяет четвертную? Вечно у таксистов сдачи нет. Разменяешь, дед?

- Откуда-а-а!.. - замахал руками Макеев.

- И у меня с собой нет, - как-то виновато проговорил Гусаров. - Да еще двадцать пять рублей.

Плешивый посмотрел на Клямина. Его глаза выражали сейчас спокойствие и даже расположение. Хлопнув себя по коленям, Клямин захохотал:

- Ох, миллионеры, елки зеленые… Давай, свидетель, разобью тебе билет. - Он достал кошелек, отсчитал двадцать пять рублей.

- Спасибо, выручил. А то с этими таксистами одна нервотрепка. Ну, пока! - Плешивый протянул тяжелую, как утюг, руку, всем своим видом подчеркивая, что лично против Клямина ничего не имеет. Просто у каждого своя работа. А так мужик он неплохой, и на него можно положиться.

- Топай, свидетель. - Клямин ответил плешивому неохотным рукопожатием.

- Холосо! - обрадовался Макеев. - Все как у людей. Антоска - палень холосый, я говолил…

Он сучил ногами, не решаясь подать Клямину руку. Чего доброго, еще двинет по шее.

Наконец Гусаров и Клямин остались одни.

Еще несколько минут в глубине квартиры раздавалась какая-то возня. Потом глухо хлопнула дверь.

- Теперь я могу умыться, черт возьми? Путь свободен? - спросил Клямин.

- Теперь сколько угодно. Пройдете вторую комнату - увидите.

Вторая комната была такой же пустоватой, как и первая, лишь на полу валялись порожние пивные бутылки, окурки. В воздухе держался плотный дух сивухи.

Дворовый гальюн казался светелкой в сравнении с туалетом этой квартиры: расколотый кафель, ржавый кран, бутылки на полу, грязь. Клямин брезгливо повернул вентиль. Холодная вода острой пикой ударила в ладонь…

Он стоял погруженный в свои думы. Все, что произошло, говорило о том, что его превратили в козла отпущения. Видно, действительно все очень серьезно. Почему же Серафим не присутствовал на этой репетиции? Почему он подставил Параграфа? Мало ли как все обернется. Хитер! Сыграть бы на этой его политике. А что? Мысль эта пронзила Клямина. Повернуть Параграфа против Серафима… Да и что там Серафим - мелочь, сошка. Горбоносый Михаил рассказывал Клямину, кто стоит за Серафимом. Далеко круги расходятся. И пикнуть не успеешь…

Клямин чувствовал безысходность и пустоту. Эта грязная квартира казалась клеткой, ключи от которой утеряны. Кричи - не услышат. Да и кому кричать? Одних Серафим купил, другим сам продался. Кольцо, замкнутый круг, в центре которого сейчас сидит он, Антон Клямин, букашка. Нет, не дадут они ему выползти… «Платить надо, Антон Григорьевич, за все платить», - вяло думал Клямин.

Когда он вернулся, Гусаров хлопотал у шкафа. Он снял с полки плоскую бутылку с коричневой заграничной этикеткой, два граненых стакана, коробку мармелада. Перенес все это на табурет и, широко, щедро наполняя стакан коньяком, проговорил ровным голосом:

- Надеюсь, подсудимый не отрицает состава обвинений, выдвинутых судом?

Клямин взял стакан, провел пальцем по тупым его граням.

- Нет, не отрицает.

Гусаров поднял свой стакан:

- Вы умный человек, Антон Григорьевич. Я на это рассчитывал. Повторяю - всего лишь репетиция. Если вам не будут инкриминировать провоз и реализацию порошка, все остальное можно уладить. Авария на дороге - чепуха, отделаетесь легким испугом.

- А если обнаружат порошок?

- Тогда репетиция превратится в спектакль. Конечно, «подчистую» вас не вытащить, но Серафим позаботится.

- Сколько это?

- Три года.

Клямин отвел руку от стакана и, сунув ладонь под колено, ощутил тяжесть своего тела…

- Кстати, кто этот тип?

- Свидетель? - спросил Гусаров. - Уголовник. Отсидел на круг лет шестнадцать. Тюрьма - его родной дом. Предан Серафиму, как собака. Серафим вытащил его из какой-то крутой истории.

- Это он… разделался с Михаилом? - После неуловимой паузы Клямин добавил: - Когда вы, Виталий, случайно проходили по двору своего дома.

Гусаров сделал несколько глотков и проговорил сухо:

- Суд отклоняет ваш вопрос, как заданный не по существу… Лучше поговорим о деле.

В свою очередь сделав глоток, Клямин поставил стакан:

- Что ж, поговорим… Какой суммой вы оплачиваете мне этот спектакль?

- Двадцать тысяч единовременно. И по сто рублей ежемесячно на весь срок заключения.

- Мало, - произнес Клямин.

Гусаров достал платок, прикоснулся им к уголкам губ.

- Хорошо. Тридцать тысяч. И клянусь вам, Антон. Это последняя цифра, которую разрешили вам выставить.

Клямин почувствовал - не врет.

- Аккордную сумму вам лучше получить завтра - успеете распорядиться… Кстати, позаботьтесь о ликвидации личного имущества. Не исключено, что у вас все опишут. Если не удастся снять эту меру пресечения.

- А когда меня возьмут?

- В любое время. Поэтому я и вызвал вас сюда срочно… Но лично мне кажется, что тремя днями вы можете располагать. Я сообщу вам, если проскочим завтрашний день. Неожиданностей не будет, Клямин.

Гусаров слов на ветер не бросает - Клямин это знал.

- А вот кому пересылать ежемесячно сто рублей - вопрос серьезный. Вы ведь одинокий человек, Антон. Впрочем, можно переводить вашей тетке. Москва, Спиридоньевский переулок.